|
Рассуждая о воспитании наших чад, мы
неоднократно подчёркивали с Вами то обстоятельство, что всему должно быть своё
время. Вряд ли кто начнёт спорить с тем, что, если ребёнка не научить
разговаривать до десяти лет – потом стараться будет без толку. Это более-менее понятно всем. Ну а вот что касается трудового воспитания – абсолютное
большинство родителей допускают страшные ошибки, чреватые тяжкими
последствиями, как для родителей, так и для детей. Давайте напомним наш с Вами
давний разговор, обратившись к старому видеоархиву.
Архив:
- В прошлый раз мы с вами остановились на трудовом
воспитании детей. Как утверждает христианский ученый, психолог и педагог отец
Анатолий Гармаев, если с 5 - 7 лет не воспитать ребенка в трудовой деятельности,
то ущерб будет просто непоправим.
Тот вид деятельности, который не усваивается с
детства, будет требовать от взрослого человека громадных усилий, большой
затраты душевных сил. Например, если девочка в детстве не помогала маме мыть
полы, то, конечно, это не означает, что она в жизни этого делать не будет, но
для нее это будет каторгой. Зато она будет с удовольствием стирать белье, если
она это делала в детстве. А гладить то же белье для нее будет страшным наказанием,
если она с 5-ти до 7-ми лет к этому не приучена. А для другой женщины, наоборот
– гладила бы целыми днями, а вот стирать это просто конец света, и
откладывается эта работа под любым предлогом до семейного скандала, когда уже
надеть нечего, и смрад в доме. Последнее, конечно, необязательно – если человек волевой, то он,
разумеется, заставит себя делать любую работу в свое время, но это сделать
будет нелегко – душевных сил уйдет на это уйма. Какая-то хозяйка,
действительно, вкусно готовит пищу, но при этом страдает, мучается каждый день,
проклиная свою женскую долю: ей это трудно, для нее это чуждо, она это делает
потому, что деваться некуда, ну еще разве для того, чтобы сделать приятное
любимым людям – некое самопожертвование. В то же время, когда в деревне с детства
приучали работать в поле (причём, работа на земле – это трудная работа, это не
рубашку постирать или яичницу приготовить), то там до глубокой старости люди
трудятся без особого душевного напряжения. Более того, они даже как-то без работы
и не могут. Ларчик открывается просто: им легко выполнять трудную работу
потому, что они приучены к этому с детства.
Мы говорили с вами, что период от 5 до 7 лет, это
период становления трудового отклика, и если он проведен в праздности и
исключительно в беззаботных играх, проблемы будут обязательно. На самом деле,
все народы многовековым опытом интуитивно знали об этом периоде. И на Руси от
5 до 7 лет дети половина свободного времени (исключая сон и еду) были в труде.
Их понуждали к этому. Причем, что тоже важно, дети проводили в труде таком,
который связан непосредственно с результатом. Ребенок еще под стол пешком
ходит, но вот посадил какие-то семена на грядке. Созрел, пусть крошечный,
урожай, и дитя несет выращенное с грядки на стол, и видит, как радуются
домашние его угощению. И вот эти запечатления детства откладываются в душе
ребенка на уровне безусловных рефлексов, и потому имеют глубину и большую
устойчивость.
Сегодняшний городской человек, да и сельский тоже, уже
не имеет этих конкретных связок между трудом на грядках и теми продуктами,
которые он видит на столе. Привить эту связь через знание, т.е. через слова,
невозможно. Опыт трудовых отношений обретается сегодня у юношества только с
18-19 лет. У тех же, кто заканчивает институт, и того больше - только с 23 лет,
а если после армии, то и вообще - с 25 лет. В результате человек просто не
может понять, что от него хотят. От него ждут просто работы, а у него нет
внутреннего движения к ней. Поэтому нужны внешние опоры в виде денежных
стимулов, престижа, угрозы наказания и так далее. В его памяти нет таких
образов (а именно они побуждают человека к действию), в которых работа была бы
соединена с людьми. Например, продукт, который он выпускает, был бы предназначен
непосредственно для людей, тем более, если это пищевой продукт. Если он одежду
выпускает, душой он чувствовал бы тех, кто будет ее носить, для кого он делает
ее. И вот этой связки у него нет, потому что в детстве это конкретно не
уложилось. Поэтому он внутренне этого не понимает. Он может понять лишь одну
связку: «работа-деньги». А связка «работа-человек» практически не существует сегодня.
И в этом катастрофа. Трудно в этих условиях добиться качества продукции.
Человек не имеет сил для качественной работы. Другое дело, если за плохое
качество будут наказывать деньгами, тогда он вынужден качество выдавать, но
это качество не обеспечено резервами душевных сил. И тогда такая работа
становится в тягость, и человек ее избегает. И не только молодежь, но и мы,
взрослые, тоже нередко избегаем работы, потому что в нашем детстве уже не было
должной традиции трудового становления.
Так вот, значит, от 5 до 7 – это возраст усвоения
трудовых навыков. А чем еще важен этот возраст? Возраст с 5 до 7 – это еще и
возраст формирования воли, которая как бы учится в это время различению и
выбору между добром и злом. Именно в это время очень важны такие теряющие
популярность понятия, как родительская строгость и детское послушание. «Средневековье!
- скажет современный продвинутый папочка. - Какое послушание? Ребенок должен
расти свободным, и проявлять свои желания беспрепятственно!»
На самом деле отсутствие родительской строгости и
детского послушания отнюдь не формирует чадо более свободным. Скорее, наоборот.
В этом возрасте ребенок учится выбирать в сфере таких категорий, как послушание
или своеволие, любовь или хотение, совестливость или бессовестность. И
различение это поначалу поддерживают в детях родители. Ко всему доброму они
должны понуждать своих чад, а все плохое пресекать. Ежели этого не происходит,
тогда дети запечатлевают безразличие, моральный релятивизм, неразличающее
состояние родителей, то есть состояние, когда такому различению не придается
никакого значения. Родители живут, просто как хочется или как получается, не
утруждая себя проблемами морали или духовными вопросами? Тогда и в детях все
духовное тонет под глыбой эмоционального и телесного.
Причем важно не только отличать хорошее от плохого и
отдавать предпочтение последнему, но и следовать доброму. Потому что одно
действие - различать, а другое - совершать выбор, то есть следовать тому или другому
из различенного. Духовное легко задавить в человеке. Это как редкий цветок,
который нужно беречь и за которым нужно ухаживать. А сорняки удобрять не надо,
они и сами вырастут. Духовное в человеке бывает столь тихо по звучанию, столь
слабо по голосу, что без поддержки самого человека, без устремления его воли к
исполнению образа духовного, образа совести, само состояться не может. Власть
низменных хотений и мелочных душевных эмоций так велика, что завладевает волей
ребенка к исполнению похоти. Ребенок говорит: «Хочу вот этого, и все! Или не
хочу того!» И если это «хочу-не хочу» до 5 лет позволительно, более того, это
есть научение самостоятельному действию (при условии, что действие не идет вразрез
с совестью, не является попиранием образа духовного), то после 5 лет воля
ребенка должна быть введена в рамки строгого послушания.
Но послушание должно быть праведным, потому что бывает
и неправедное послушание. Например, послушание из страха неправедно. Еще более
вредно послушание из лести, ради похвалы или из желания что-либо иметь. Дети
выказывают такое послушание только в тех случаях, когда родители собственными
действиями создают для этого условия. Постоянная раздраженность родителей, их
гнев или истеричность, рождает послушание из страха. Безмерная похвала
подстегивает послушание из лести или из желания угождать хвалящему: дети часто
стараются быть хорошими только потому, что за это их хвалят. Обещание наград
(«если сделаешь то, получишь это») ведет к послушанию корыстному, от желания
иметь.
А праведное послушание исходит из любви к родителям.
Люблю, поэтому и слушаюсь. По крайней мере, любовь должна доминировать. Если
ребенок чуть-чуть побаивается родителей, но этот страх тонет в любви и
уважении, то это не страшно. Так же и с корыстью. Если ребенок хочет что-то
иметь, его корысть не будет представлять собой опасности, если то, что ребенок
делает за вознаграждение, он бы сделал и так, даром, для папы и мамы.
Кстати, есть распространенная ошибка. Многие думают,
что любовь и привязанность детей к родителям зависит от степени потакания их
капризам. Дескать, вот если я дитя напрягать ничем не буду, никаких отрицательных
эмоций не причиню, заставлять не буду, наказывать, а только по головке гладить
– вот тогда дите будет меня любить и уважать. На самом деле, как правило,
бывает все наоборот. Художник не может обойтись без темных тонов. Картину
нельзя написать с помощью только белой краски. Ребенок, не знающий строгости,
оказывается неспособным оценивать добро и ласку. Отношения родителей к ребенку
должны быть естественными и адекватными для того, чтобы развивалась
гармоничность личности.
-----
О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной
академии Алексей Ильич Осипов.
А.И.Осипов:
- Я никак не мог понять: «Мы все находимся в жестокой
прелести». Я говорю: «Какая прелесть? Какая прелесть?» А, оказывается, вот оно
что, еще один момент: «Я вижу себя лучшим, чем многие». Иду, и бомжи сидят -
бутылочка, колбаса, обнимаются – веселенькие: ох, эти негодники, я-то какой
хороший, и они - какие - кто пред Богом выше? Кто пред Богом выше? Чей дар
оказался самым великим? Вдовицы. Она отдала-то всего-ничего, две копейки, а
Христос сказал: больше, чем эти богатые вклады. Ведь речь-то идет не только о
деньгах, речь о другом совсем, и это гораздо более важное, более важное. Так и
мы тоже часто - смотрим, живут там те люди, что они, в чем они вращаются, как
они говорят, что они делают только, Боже мой, ужас, а я-то - Слава Тебе
Господи! Вот она, оказывается, еще одна прелесть, когда я себя вижу лучше
других и, если я себя вижу лучше, чем хотя бы по сравнению с одним человеком,
это все - уже показатель, кто я есть. Почему? Мы не знаем состояние другого
человека, мы не знаем, в какой среде он воспитывался. Кому бы пришло в голову,
вот подумайте только, кому бы когда могло прийти в голову такое: бандит-убийца,
у которого руки по локоть в крови, первый войдет в Царствие Божие. Мне бы
никогда такое в голову не пришло - ни за что, никогда. Оказывается, оценки
Божьи и наши человеческие - это два совершенно разных мира: мы оцениваем по
внешним делам, по внешним словам, по внешнему поведению, осуждаем непрерывно
всех и вся, направо и налево, бессовестно осуждаем, почему бессовестно? Потому,
что Бог только может судить. А разве мы можем? Мы что, видим душу человека?
Свою не видим, а уже говорим о других людях. Да, весь род человеческий находится в жестокой прелести. А о другой
прелести и говорить-то нечего, ну, это мы читали, конечно, в «Житиях», когда
какой-то подвижник, который не ест, не пьет, не спит и, наконец, возомнил о
себе, - у него видения, там, начинаются и прочее. Это уже прелесть такая, я бы
сказал, уровня специфического. Ну, это, так сказать, более понятно, она явная
бывает, когда берется человек предсказывать, а вот эта прелесть, о которой мы говорили,
вот это самое серьезное. Почему? А я её не вижу у себя. Самый страшный враг, какой?
Конечно, которого мы не видим. Видимый - с тем мы можем что-то предпринимать,
что-то делать, чтоб избавиться. Когда нападает враг, мы делаем все возможное,
вооружаемся, мобилизуем армию, а когда вдруг ничего не видим, тогда беда. И вот
Преподобный Симеон Новый Богослов очень хорошо в своих словах и вот в таких
проповедях много об этом пишет, и как прекрасно это объясняет! Вот, оказывается,
в чем мы находимся, и это, оказывается, самая главная беда нашего христианского
мира: мы все-таки получше, чем прочие человецы. Кстати, а что является
действительно вот критерием или мерилом, крайней оценкой, что я правильно
смотрю, верно вижу путь? Делаю-не делаю, вопрос уже другой, но верно или не
верно, как узнать? На какой ступени, на каком небе я нахожусь? Апостол Павел до
третьего был восхищен, а я на каком? Это же правда интересно! Может, мы уже на
седьмом? Что же является критерием верного духовного состояния человека,
какого? Находящегося в прелести? А верно ли я оцениваю себя, а верно ли я
оцениваю других людей? Знаете, Преподобный Петр Дамаскин, это 8 век, написал,
вы знаете, удивительные слова: первым признаком, первым, т.е. начальным, еще когда
мы только начинаем духовную жизнь, первым признаком начинающегося здравия души,
является, оказывается, видение грехов своих бесчисленных, как песок морской.
Странно, откуда у меня столько? Конечно, у меня нет грехов-то! Первым
признаком, вы слышите, первым - раз, начинающегося - два, здравия души, т.е.
начало верного пути, чем характеризуется-то? Первым признаком, первым признаком,
начинающегося здравия души, является видение грехов своих бесчисленных, как
песок морской. Пока человек этого не видит, ему даже вообще не понятно, ну как
это можно - бесчисленное, как песок морской, ну откуда это? Откуда может такое
высыпаться, песок? Ну а если так задуматься, то, конечно, поймешь. Тут, может
быть, главное - это категория, которая охватывает, можно сказать, всю нашу
жизнь. В чем заключается? Оказывается, по существу, т.е. по сути - ничего доброго
я не делаю.
-----
И последняя, церковно-историческая часть
нашей телепрограммы.
Ориген, как мы уже отмечали с Вами, был гением в
широком смысле этого слова. С одной стороны, он учёный исследователь –
библеист-текстолог – первый таковой в истории, а с другой – вдохновенный
художник слова. Что сие значит?
Отнюдь не фанатично, а здраво и критично он относился
к священным текстам – например, доказывает, что так называемое послание апостола
Павла «К евреям» писал совершенно другой человек. Ориген ссылается на стиль, на
синтаксис «Послания к евреям», делает анализ и говорит, что ап. Павел не мог быть его автором. Он пишет, что
составителем этого послания был, по всей видимости, образованный эллин,
который, безусловно, хорошо знал мысли и убеждения Павла - может быть, Климент
Римский, а, может, и Лука. Ну вот такая цитата из Оригена:
«Стиль языка
послания, озаглавленного «К евреям», не обнаруживает недостаточного
литературного умения, свойственного апостолу». То есть, по Оригену, Павел не является блестящим стилистом.
В то время, как «Послание к евреям» - это одно из самых стилистически блестящих текстов, как и Послание Иакова. «Он (Павел) и сам признавал, что не
владеет литературным искусством. Но по тому, как составлены фразы, чувствуется эллинское образование автора, как
согласится всякий, кто способен судить о различиях стилей…» Впрочем, Ориген
не желал по этому поводу ломать копья.«Если, продолжает он, какая-либо
церковь считает, что послание написано именно Павлом, пусть остается при своем
мнении…»
Надо сказать, что позднейшие исследователи отмечали у
Оригена очень важную черту - безусловную научную честность как христианскую добродетель. В частности, выдающийся немецкий
историк Гарнак говорил, что Ориген сделал своими учителями всех оппонентов. То
есть когда он с кем-то полемизировал, он у этого человека учился. Так вот, если
говорить о научном диалоге, то, наверное, Ориген первый из христиан, кто явно
таковой практиковал. Его диалог не просто корректный, а предельно глубокий,
действительно ставящий цель понятьдругого человека.
Как мы уже говорили с Вами, Ориген – человек эллинской культуры, и богословская
система, им созданная, построена на фундаменте греческой религиозной философии.
Таким образом, его учеников вполне можно было именовать языко-христианами – людьми, принявшими христианство, минуя Ветхозаветное законничество. Мы с
Вами уже задавались, вместе с Маркионом, вопросом – собственно, зачем нам,
христианам, Ветхозаветный иудаизм, тем более, если мы не евреи? Да, в истории
развития мирового религиозного сознания, иудаизм играет не последнюю роль, но
срок годности его, ведь, истёк уже два тысячелетия назад - с пришествием в мир
Христа. И тогда спрашивается – а зачем в наш кодекс Священного Писания включать
книги Ветхозаветные? Ну, кое-что там, безусловно, нестареющее – это и Псалтирь,
и некоторые высказывания пророков, ну и как очерки истории взаимоотношений
между Богом и людьми – цепочка Заветов. Ну а такие книги, как Левит, Второзаконие,
Паралипоменон, Езры и прочие такого рода - для нас, гоев, по культуре гораздо
более близких к Сократу и Аристотелю, вроде, как и ни к чему. Нет, конечно, прочитать для общего развития
полезно, но включать в кодекс Писания Священного?
И Ориген это очень хорошо понимал. Однако, его любовь
к Ветхому Завету не позволила ему отмахнуться от сего, уже иссякающего,
источника мудрости. И он применил прекрасный способ актуализировать для нас,
христиан, даже те книги Ветхого Завета, которые явно не вписываются в парадигму
Евангелия. Да, по отношению к Писанию Нового Завета Ориген выступает как
учёный-текстолог на примере, который мы уже с Вами привели с посланием апостола
Павла к Евреям, а вот к Ветхозаветным писаниям, он заточен не на критику, а,
скорее, на поэтику. Как художник, он строит ассоциативный ряд – некие параллели
и прообразы к Писаниям Новозаветным.
Используя аллегорический метод толкования, который, безусловно, к текстологии и
литературной критике не имеет никакого отношения, Ориген представляет картины
прошлого в совершенно неожиданных новых красках.
Ну вот несколько примеров, давайте приведём для
ясности. Все, наверное, помнят 136-й псалом о сетованиях иудеев в Вавилонском
плену: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе»
- (о родине). И там, в этом псалме есть такая фраза «О, дочь Вавилона,
опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала с нами!
Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!..» Разбить грудных
детей о камень - жуткое пожелание, людоедское – не правда ли? Даже для времён
дохристианских изуверское – тем более, в контексте благочестия Евангельского. И
что делать? – выдрать эти страницы из Библии? Так это не единственное, что надо
изымать – мало что останется. И тогда Ориген, как основоположник
аллегорического толкования Ветхозаветных текстов, кое позже утвердилось и во
всей православной традиции, стал преподавать подобные строки, как иносказание –
мол, Вавилон – это символ греха. Младенцы Вавилона – это наши пороки, ещё не
возросшие, ещё не укоренившиеся в душах, с которыми легче справиться, если вступить
с ними в борьбу, пока они ещё малы. Дескать, убей в себе раковую клеточку, пока
она ещё не разрослась. Ну и при таком переосмыслении (безусловно не совпадающим
с мыслями автора этих священных строк), вроде, всё получается пристойно и назидательно.
Множество Ветхозаветных персонажей стали пониматься
Оригеном, как прообразы будущего Мессии Христа, Его тенью, так сказать. Так,
например, Пасхальный Агнец мыслился как прообраз Новозаветной Пасхи, принесение
в жертву Исаака – Голгофской Жертвой, «манна небесная»
ассоциировалась с веществом Евхаристии. А с образом поведения Иисуса
ассоциировались и Иосиф Праведный, и Иов многострадальный и т.д. Медный змий
стал напоминанием о Кресте Христовом, на него же стал намекать и крестообразный жест, начертанный жезлом при
переходе через Чермное море Моисеем, ну и т.д.
Сказать, что аллегорический
метод толкования Священного Писания является исключительно изобретением
Оригена, безусловно, будет преувеличением. Нечто подобное мы встречаем уже у
апостола Павла, который сравнивает христианское Крещение с прохождением
израильтян через Красное море, и, тем не менее, применение аллегорического метода
во всей его полноте, принадлежит именно Оригену, благодаря которому
Ветхозаветная часть Библии для нас оказалась важной не в исключительных
фрагментах, а в полном объёме.
Остановимся, давайте, на
этом, и, если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в
следующий раз. Всего доброго.
|
|