Какова будет участь наших обидчиков на том свете – тех, которые жизнь нам в той или иной степени изгадили? Безусловно, воздаяние состоится, независимо как его интерпретировать. И тогда что  мы с Вами будем ощущать? Злорадство? К слову говоря, среди людей религиозных есть такая мысль, что, мол, какое же это блаженство рая, если люди не увидят отмщения злодеям?! Я полагаю - не стоит доказывать ущербность упоения чужими страданиями. Добрый человек вряд ли получит удовольствие от наблюдения за страданиями грешников. Но тогда что? Забвение, стирание из памяти всего негативного? Нет, конечно. Скорее всего произойдёт не изменение прошлого, а перемена отношения к прошлому. О.Яков Кротов немного об этом.

Я.Кротов:

- Когда послы князя Владимира пришли в Константинополь, а точнее, когда они приехали из Константинополя, и стали рассказывать про службу в святой Софии, они говорили: «Неописуемо, мы стояли на земле, а казалось, что мы на небе». Когда мы рассуждаем о вечной жизни и пытаемся к ней прикоснуться, и пытаемся сложить свой опыт вечной жизни, а христианин, по определению, это человек с опытом вечной жизни, с опытом жизни в Царстве Божьем, Царстве Небесном, Царстве Христовом. Скажем так, вечная жизнь - она не потому вечная, что на место временного, разрушающегося, приходит какой-то хрустальный свод небес, она вечная, потому что все, что вокруг нас, имеет вечное измерение, и это там живо. Все наши детские радости, юношеские влюбленности, все наши горести в вечной жизни оказываются вделаны, инкрустированы во что-то несравненно большее, и потому они радостны и еще более радостны, а горестные события, которые с нами произошли, они, конечно, остаются горем, но в вечности даже горе, оно не исчезает - стирается слеза, но то, что вызвало слезы – это же живые люди, это тоже часть нашей жизни, это остается. Только, как бы вам сказать, возьмите алмаз и положите его в кучу пепла, и это будет, ну, углерод, испачканный углеродом, это не будет алмаз, это, если угодно, символ вечных мук. Возьмите обычный камушек и положите его в стакан воды, и даже если это кусочек гранита, он окажется красивым, потому что свет будет преломляться там, где вода окутывает камень. Вот то же самое со смертностью, с грехами и трагедиями нашей временной жизни - оказываясь в вечности, они оказываются в свете, и высветляется то, что в них было всё-таки человеческое - столкновение людей, но людей. К чему я это говорю? Одна из самых странных частей церковной традиции, которая кажется очень архаической - это церковные праздники. Вот каждый год Рождество, каждый год праздник Усекновения головы Иоанна Предтечи. Для меня, например, этот трагический праздник вдвойне, ну, точнее даже так: как праздник Усекновения головы Иоанна Предтечи - для меня  это церковный праздник, но для меня это еще и день похорон отца Александра Меня, его убили 9-го, хоронили 11 сентября. И вы знаете, гибель отца Александра Меня – это одна из огромных трагедий моей жизни. Хочу ли я ее забыть в Вечности? Нет. Да, я надеюсь, уповаю, что мы там встретимся, но ни он этого не забудет, ни я. Его убийцы, их было двое, они будут в аду или в Вечности? Я надеюсь, что они будут с нами, мы встретимся, и что тогда - стереть это все из памяти, потому что сейчас, когда мы помним зло, мы не можем быть в мире? Так вот Вечность - это когда мы будем помнить зло, будем его видеть ярче, чем сейчас, но это все будет настолько пронизано светом Вечности, светом Божьей любви, что мы только улыбнемся и пойдем дальше вместе, бок о бок - вот это чудо воскресения! И церковные праздники, они же, ну понятно, есть 12 больших церковных праздников, 12 событий из жизни Христа - от Благовещения, Рождества до Воскресения и Вознесения, и Пятидесятницы, явления Духа Божьего. Но, на самом деле, и наш день рождения, и день рождения любимого человека, и день рождения нашего врага - это тоже церковные праздники, это тоже вполне можно отмечать и в Вечности, - это все сохранится. Ничто не исчезает у Бога. Бог, Он даже Сатану не уничтожит, потому что наш Бог – не Бог смерти, разрушения и уничтожения, а Бог вечного созидания. И поэтому, я думаю, действительно, как и сказали послы князя Владимира, мы здесь на Земле можем быть, как и на Небе, не потому, что мы можем устроить огромный храм, и в нем облака из кадильного дыма, ангельское пение греческих певцов и т.д., а потому, что уже здесь и сейчас мы можем жить освобожденными. Праздник, он от слова «праздность», пустота, день свободы от работы. Так вот, есть работа ненависти, работа злопамятства, работа греха, а есть праздник. Праздник, когда мы все помним, но мы с этим не работаем, мы это, как сегодня говорят некоторые психотерапевты, отработали, отработали прощением, отработали не просто такой вот циничной усталостью – ну, всякое бывает, я не буду это обсуждать, потому что это будет меня разрушать, - мы это обсудим, мы это осудим, простим, потому что это мы делаем не в одиночку, не с психотерапевтом, а с Богом живым, с воскресшим Христом. И тогда то, что нам кажется горем и то, что есть горе: убийство, воровство, обман, и это все тоже будут церковные праздники, потому что это простится, и это окажется частью истории нашего спасения и нашей встречи с другими людьми. Как так жить и при этом не оказаться жертвой манипуляторов, которые будут тебе говорить: «Ну, это же в Вечности будет все в такой рамочке красивенькой». Да вот так и жить, потому что жить не с манипуляторами, а жить с Богом, и самому не быть манипулятором, а быть спутником вечного Бога в этой жизни. Нам не дано просчитать каждый наш шаг, но принять волю Божью в ее непознаваемости, в ее величии, принять Вечную жизнь в ее вечности, исполинском каком-то бесконечном размере, это мы можем, это делается на молитве. Молиться постоянно, наверное, может не каждый или, во всяком случае, не всегда и не сразу, но помнить о постоянстве мы можем. И вот эта память и кладет начало проникновению, растворению Царства Божьего в земном мире, растворению лекарства, растворению противоядия, которое делает больное здоровым и умирающее воскресающим.

-------

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- То, к чему и ради чего сотворен человек, это высочайшее состояние Богоподобия, и вот до Христа никто не мог достичь этой святости. Не мог достичь не только потому, что не мог вести такой вот жизни, а в принципе не мог, потому что наша природа оказалась поврежденной. Просто поврежденной. Вот я - очень хороший человек, но только до тех пор, пока меня не тронули, а затронули – тогда узнаете, какой я хороший. Понимаете, в чем дело: сама природа у нас искажена, и чтобы исцелить ее - это дело очень непростое. Так вот, христианство и открыло как раз то, что благодаря жертве Христовой, при условии покаяния человека, эта ненормальность излечивается, и благодаря этому только, человек теперь может действительно достичь того высочайшего блага, к которому человек был сотворен. Только благодаря, еще раз повторяю, жертве Христовой, человечество получило возможность теперь полного исцеления, причем, не думайте, что вот сейчас, вот сейчас исцеления. Этого достигали некоторые, но не многие, это величайшие святые, но они показали нам пример, что, оказывается, можно достичь этого состояния. Мы же только в определенной степени, степень у каждого своя, но сам принцип какой? Только покаянием искренним, только, наконец, смирением, именно осознанием того, что я совсем не тот, который должен быть, только благодаря этому я могу открыть свою душу Богу, и тогда Бог входит и исцеляет, исцеляет человека, в зависимости от степени его покаяния и смирения. Духовная жизнь, а что такое духовная жизнь? Вот знаешь заповеди? Ну, знаю. Ну, исполняй! Не исполнил - нарушил. Ну, покайся. И все? И все, и больше ничего не знает! На самом-то деле, там столько вопросов, причем важнейших вопросов, а не каких-нибудь. Мы даже не знаем, что такое молиться, даже - что такое молитва, какая правильная и какая ложная молитва. Скажу вам только, что молитвой можно действительно соединиться с Богом, и молитвой можно прямо на колени самого Сатаны сесть. Слышите? Причастие прекрасно, кажется, соединяет человека с Христом и, в то же время, Иоанн Златоуст пишет: Иуда причастился, и с причастием вошел в него Сатана. Как? Мы же многих вещей просто не понимаем и не знаем, это все надо объяснять, вы слышите, это надо объяснять, надо показывать, в чем дело. Ну, скажешь общие слова, и они, конечно, не достаточны, все не так просто, как кажется, но на нашем уровне, я скажу, самое важное, что? Действительно увидеть человеку, что он грешный, действительно не тщеславиться и не гордиться ни перед кем, действительно, сколько возможно, каяться и приучать себя хотя бы к самой краткой молитве: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня». И это как можно чаще: сидим, стоим, лежим, говорим, кто мешает нам сказать: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня», но надо от всей души это делать, и тогда мы увидим, что такое христианство. Вы слышите? Мы только потому не понимаем христианство и не чувствуем, что никогда не молимся, то есть мы, конечно, молимся, когда у меня случилось несчастье, но о чем молимся? Только об этом. То есть, мы материалисты, молимся только о земных вот этих всяких вещах, а кто молится: «Господи, прости мне, я вот опять слукавил, опять обманул, Господи, прости меня», - кто молится об этом? Это даже странно, но вот если у меня несчастье какое-нибудь, то тут я даже свечку самую большую поставлю. И это, оказывается, моя молитва: свечку поставил. У Бога ведь так мало свечей, Ему так все это нужно! Мы никогда не молимся - это страшная беда, которая поразила, увы, христианское общество, мы вычитываем молитвы, мы выслушиваем молитвы, точнее, мы мечтаем во время молитвы. А кто молится? А кто молится? Василий Блаженный, - его собор на Красной площади - там предел его, - когда его спросили: «Много ли народу вот там, в соборе?», он ответил: «Два человека», а там был полный храм битком, а, оказывается, всего только два человека в храме, остальные все только присутствуют за Богослужением. Не молимся мы, и потому ничего не получаем, у нас нет контакта с Богом, это самое страшное дело: христиане - и никакого контакта нет. Приучать надо себя, приучать просто, это же вы знаете, слово «аскетика» от слова «тренируюсь», «упражняюсь», если компьютер переведет - это слово означает «спортсмен». «Аскет» - это «спортсмен», но только духовный. Приучать надо себя, и как можно чаще, и мы увидим, какое это великое благо - молитва! И мы увидим, как это действует на душу, как это умиротворяет нас, освобождает нас от нервов, мы же все ужасные недотроги нервные, и расстраиваемся то и дело, молитва же успокаивает человека. Ведь есть же великий совет, надо говорить: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе, благодарю Тебя, Господи»! Сколько раз говорить? Сто, двести! И душа успокаивается. Вы слышите, какой рецепт дается? Вот рецепты не кого-нибудь, а людей опытных, и надо пользоваться этим. Сначала душа против, потом успокаивается, потом мир наступает в душе. «Слава Тебе, Господи, благодарю Тебя, Господи, достойное по делам моим я получил, Слава Тебе, Господи»!!! Сколько раз? Десять, двадцать, пятьдесят, сто!!! И увидите, какой потрясающий результат будет. Мы, оказывается, даже себе не хотим счастья, себе не хотим, когда печенка-селезенка заболит, носимся по всем больницам. Здесь расстройства, беды - и вот средство - мы можем себе помочь, оно здесь прямо лежит! Кстати, учтите, это средство знают только христиане. Ни в какой другой религии этого нет, вы слышите? Ни в одной религии этого нет, только в христианстве: «Слава Тебе, Господи, благодарю Тебя, Господи, благодарю, слава». Попробуйте, и увидите потрясающий результат просто будет! Вот, оказывается, что мы имеем – золотой ключик. Надо воспользоваться этим!

-----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин рассуждает о наших взаимоотношениях с Богом и окружающими, в связи с молитвой Господней «Отче наш…»

В.Веряскин:

- «Да придёт Царствие Твое». Вы знаете, 2000 лет назад понятно, что был царь, и было царство, а оно было такое, рабовладельческое, жилось очень трудно и плохо. И, как бы даже на буквальном уровне, понятно, почему те, которые были первоначальными христианами, молились: «Пусть придёт Царствие Твое» - более организованное, более справедливое, более милосердное, - и в этом смысле более Божественное. И некоторые утверждают, что это была движущая сила раннего христианства, и это вечная тема. Серафима Саровского в 19-м веке спрашивали: «В чем дело? Почему вот у ранних христиан, - пишут, - был такой пыл, такая ревность, много чудес совершалось, исцелений, всего?» И Серафим Саровский сказал: «Если бы у нас с вами была такая же решимость, такая же вера и такая же надежда, как у первых христиан, у нас бы тоже это все было, но у нас это все угасло, и поэтому, говорит, этого не видно или не столько, сколько это было у первых христиан в первом веке». Конечно, возникает вопрос и проблема понимания, в том числе, и Царства. Мы понимаем это как-то почти эсхатологически – в конце истории, когда-то придет тысячелетнее Царство Христа, Царство Небесное, Царство Божье, и тогда оно заменит царство земное, а с другой стороны, в Новом Завете написано: «Не далеко от вас Царствие Божие, ты не далеко от Царства», - помните такие слова? «Царствие Божье внутри вас есть», оказывается, и вот тут возникает вопрос: «Как трактовать, и как понимать Царство?» И, оказывается, конечно же, если Иисус Христос, как бы мы это себе не представляли там, сошел с Небес, как небесный Посланник, то уже Он Сам - представитель Небесного Царства и Царства в Нем. И те, кто общались с Ним, были приобщены к этому Царству в этом понимании, а самое главное, что если в нас есть внутреннее состояние настроения святости, благоговения, чистоты, всего возвышенного, то это элементы Царства как раз, и когда в нас оно есть, то Царство в нас. Другое дело, что субъективное и объективное, то, что во времени, и то, что в Вечности, оно должно когда-то совпасть, потому что сегодня между этим и тем ощущается некоторое: «До Бога высоко, до царя далеко». Когда будет Второе пришествие?  Возникли даже иронические поговорки: «До Второго пришествия будем ждать?», и это означает, якобы, чуть ли не до бесконечности или даже сомнительно. Вот почему мы говорим о том, что когда Царство в нас - это внутреннее его присутствие, когда Царство придет эсхатологически в конце истории, то оно соединиться, и тогда, если в тебе Царство есть, и ты будешь в Царстве, и это внешнее и внутреннее, историческое и вечное, субъективное и объективное соединятся. Но, очень интересно, что мы вроде бы эти слова произносим механически, внешне иногда не подключая свое сознание: «Да придет Царствие Твое». А что это обозначает?  Это значит: «Да прейдет мир сей, пусть скорее закончится земная жизнь, пусть скорее наступит Вечность, тот период». И поэтому, на самом то деле, если бы люди точно осознавали, что они зовут, что призывают и что произносят, и от чего на самом деле отказываются, может быть, внутренне даже испугались и поколебались бы. Я помню, в годы моей юности в православных храмах было очень мало людей, и как-то меня позвали в протестантскую общину на разбор Слова Божьего - так они выражались там. И я пошел, потому что это были молодые люди - ровесники, а мне было интересно, я про себя подумал: Слово Божие разбирают на части, лучше бы вы себя разбирали на основании Слова Божьего. Ну, даже было интересно, как бы думаю, пойду, послушаю, может, покритикую даже. Ну, вот я пришел, а они там под гитару песни начали петь, гимны какие-то, и я до сих пор помню эти слова, которые врезались мне тогда в память и в уши. Слова были такие: «Я б не хотел, о мой Господь, чтоб Ты пришел уже сейчас». Крен – «да придет Царствие Твое», а тут вдруг сидят верующие и поют: «Я бы не хотел, чтобы Ты, вот, пришел сегодня, уже сейчас». А следующие строчки потом разъясняют и говорят: еще мой брат не возвращен, еще мир не оповещен о Евангелии, о последствиях, еще Тебя сыны Земли не чтут, как Бога своего, еще я свою миссию не выполнил», а за это тоже отвечать придется, поэтому не торопись с приходом, я еще хоть что-то сделаю. И получается вот это противоречие, оно на самом-то деле не противоречие, а содержит в себе реальность нашего состояния внутреннего. Поэтому, когда мы молимся: «Да придет Царствие Твое», давайте хоть будем думать, а с чем мы его встретим, когда оно придет, а как оно к нам относится, это Царство, когда оно придет, а мы не готовы и не достойны его встретить. И поэтому мы, к сожалению, часто механически эти слова произносим, мы к ним привыкли, мы их поем на красивые мелодии - «Отче наш». Вот, например, на этой неделе была память композитора Франса Листа, так у него семиголосное «Отче Наш», пышная там аранжировка, на такую акапеллу хоровую рассчитано! Красота есть, а памяти и смысла уже не у всех много. И поэтому, когда мы с вами говорим о смысле и о содержании, давайте это уточнять.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Важнейшая идея Климента Александрийского – мы продолжаем о нём наш с Вами наш разговор, заключается в том, что духовные поиски Истины небиблейских народов также достойны всяческого уважения. Климент в частности был убеждён, что и библейское откровение, и античная философия вели ко Христу. И этим подходом он был оригинален – до него подобного никто не замечал. Собственно, и сейчас мало кто из богословов решился бы на подобные заявления, а большинство церковников объявили бы подобную позицию еретической.

Климент считал, что тем, чем был Моисеев закон для иудеев – тем же была античная философия для греков, т.е., путеводительницей ко Христу. Причём признавал Климент не только некую прагматическую ценность античной культуры – что вот, есть масса умного, доброго и полезного в греческой философии, он говорил гораздо больше - эллинская философия, по его убеждению, это один из путей, по которому человечество двигалось ко Христу. Тезис этот чрезвычайно важен. И надо сказать, что полностью он никогда не забывался в христианском миросозерцании. Даже на Афоне есть фрески, где те же Платон и Аристотель стоят среди ветхозаветных пророков.

И, в общем-то, осуществлению практических выводов из этого вот векторного единства эллинской и иудейской культур были посвящены и его катехизические труды.

И ещё важную тенденцию наметил Климент в богословии, а именно, наличие знаний изотерических, т.е., закрытых, доступных лишь посвящённым. Так и хочется, ухмыльнувшись, сказать – повезло же – жил бы в наше время – анафеме предали бы. Тезис действительно спорный, но на самом деле имеющий, пусть и малую долю истины, которой мы, даст Бог, коснёмся.

И третье – это понимание Климентом необходимости разработки гносиса чисто христианского. В последнее время мы подчёркивали с Вами то обстоятельство, что язычествующий гносис был для Церкви вызовом. Но даже таковой, опасный для христианства, на самом деле представлял некое поле, питательную среду, на котором успешно развивалось христианское богословие. Ведь целый ряд вопросов, которыми были озабочены мыслители того времени, околохристианскими гностиками решались быстрее, и в этом была их сила. У них, как мы отмечали, и язык был свой. При всех оговорках, гностики первыми сумели построить метафизическую целостную систему, которой в христианстве поначалу просто не было. Ириней, как мы говорили, конечно, с ними полемизировал, отстаивая взгляды христианские, но ему нечего было противопоставить. И Климент, хотя и понимал необходимость своей христианской целостной метафизической системы, построить её ему суждено не было. Чуть позже мы отметим творца такой метафизической системы и автора первой же целостной догматической системы, Климентова ученика - Оригена. А пока нам важно отметить само стремление к гнозису, к глубинному богопознанию Климента и его школы.

Да, слова «гностик» и «гностицизм» в церковной среде воспринимаются и, наверное, будут восприниматься в негативном контексте. Однако наш дальнейший разговор о гнозисе христианском, и задача - увидеть его подлинное место в церковном Предании. Остановимся, давайте, на этом, и если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз.  Всего доброго.